Анна Николаевна Королькова - о себе
Рейтинг:
/ 13
Анна Николаевна Королькова - о себе
Жизнь моя большая, восемьдесят лет, а с чего начать - ума не приложу. Зачну, как та старуха: взяла краюшку с полицы, глядит - с этого боку подгорелая, с другого поджаренная. Вот задумалась: как же её почать? А старик говорит: «С верхнего конца, какая с горчинкой, а хорошую - под конец, так-то, мол, с лаже будет». Ну, она так и сделала.
Я эту сказку давно слышала.
Когда я была в детстве, их, сказки эти, только и рассказывали. Люди ведь тогда дюже бедно жили: ни избы-читальни, ни библиотеки, ни кино. Про это и слуху не было. Вот детям сказки рассказывали, чтобы не баловались. Вечером- кто чулки вяжет, кто мотки мотает, кто заплатки кладёт, ну, а нам - сказки. Положит нас бабка на печи и давай сказывать. Они разные были: детские и взрослые, и шуточные, и былины про разных про богатырей. У меня память была большая, я всё запомнила.
А родилась я 15 февраля 1892 года в Воронежской губернии, Бобровский район теперь, село Старая Тойда, в семье крестьянина-бедняка.
Мой дедушка Устин Сергеич остался без отца сиротой. Ему восьми не сравнялось - отдала его мать слепых старцев водить. Он их до четырнадцати годков водил, старцы стихи пели, а народ подавал. Вот этим кормились. После он в своём же селе в работники нанялся, и так дожил до девятнадцати лет. Его женили, взяли мою бабушку за него, у ней ни отца, ни матери. Тут возьми слобода-то и сгори, и они погорели. Вот с этого и жить начали. Поставили избёнку в лесу, там и жили.
Как нажили корову, лошадь, поросёнка, стали моего батю женить. Сватались за одну, да она не пошла: бесчестно ей показалось, что дед побирался со старцами этими.
Вот когда отказалась невеста-то, они поехали в другое село сватать. Вышла невеста, на заднюю лавку села. Дедушка спрашивает:
- Микол, как невеста-то? А батя:
- Ну, если и эту не отдадут, на службу пойду, в солдаты.
Но ничего, сладились, богу помолились, взяли из другого села. С этого и начали жить.
А я в бедности родилась. Восемь годочков сравнялось - меня в няньки отдали, недалеко, к нашему же крестьянину, к старому старику. У него две снохи, у одной - трое, у другой - двое, ну самые маленькие. Бабы промеж себя часто из-за меня ругались. Эта говорит: «Ты, говорит, моего дитя жалей дюжее!» А та: «Нет, моего!»
Вот так-то раз мою я пол у судницы, скоблю там возле лоханки, - входит этот самый Степан Иваныч, старый старик (он говорил, что другой; век живёт). Ну, вот входит да на меня:
- Экая девка, всё моет да скоблит! Не красна изба углами, красна пирогами, а сходка - головами,.. А вы чего шуршите? - Это на баб-то.
Старшая сноха:
- Да как же, батюшка, не шуметь-то? Она, Анютка, моего мальчонку не жалеет.
И другая - то же.
- И-их, оглашенные! - палкой стукнул. - Вы хоть бы раз поругались, кто няньку дюжей жалеет, ведь она тоже дитя, ей восемь годочков!
Мне тогда грустно сделалось, я заплакала. А он:
- Не плачь, - говорит, - Анка, приходи на пчельник, я сказку скажу. Может, про ковёр-самолёт, а то - про колдунью...
Ну вот, стала я ходить. Побежим к нему с ребятишками на пчельник, а он нам сказывает. Я от него много запомнила.
После в людях жила, на подёнщину ходила. Подёнщина так: как солнце всходит и пока оно сядет. На горох, на подсолнушки ходили. Горох ведь тогда руками рассевали, его боронят, а он не дюже хоронится, вот мы его палочками втыкали. Подсолнушки сажали, а потом их пололи. А тогда - покос, а тогда - рожь убирать. Вот всё так.
Бывало, работаем на покосе ай там у купца, - как дождь, мы в курень. Нас там много, тишан-ские девки, садовские там, бродовские...
- Анютка, ты б чего рассказала!
Вот я и пошла сказки сказывать. Ну, меня любили - и девки, и ребята, и старики. И хотя была вроде неправая (ножку в детстве еще повредила), но меня никто не дразнил, не обижали. Всегда: «Анютка, к нам! Анютка, с нами!»
А потом меня замуж отдали. Батя было не хотел отдавать, а мама говорит:
- Люди хорошие.
У них была семья тридцать три человека. Как разделились - остались свёкор со свекровью, муж да я. Муж у меня был трудолюбивый, рукомесленный. Вот на покосе бывало: все сидят, курят, а он косу отбивает. Тот говорит: мне отбей, этот - мне. Я ему:
- Да на что ты отбиваешь? А он:
- Ничего, сделаю ему, как корова языком оближет косу-то, пускай помнит...
И всё отбивает, всё точит, вот так вот. Отец мой его за это любил.
Меня замуж отдали в тринадцатом, а в четырнадцатом - война. Взяли мужа. Он сперва в Воронеже служил, потом в Бахмуче -городе. А я одна дома-то. Свёкру со свекровью, может, годов по восемьдесят. Ну, лошадёнка у нас, коровёнка, а всё равно - нужда. За солдат пособие тогда давали, семь рублей, что ли. Ох, трудно было!
Грохот - больших размеров крупное проволочное решето.
Ну вот. Пришёл муж мой по болезни - бронхит у него признали, отслужился. Тут вышли мы на новое поместье. У него - железная лопата в руках, у меня - тыквенные зёрна. Посадили зёрна, где будет двор. А гумно засеяли - мерку гречихи. Мужнины братья все рукомесленные были : Микитка - плотник, Ванька - швец, Яшка - швец. А мой-то с Митькой - подсёвщики, грохотом подсевали. Подсолнух подсевали, овёс, гречиху. И я от них в работе не отставала, только вот рожь вязала плохо от неправой ноги: что взять, что переступить - неловко. И я так плакала - Ведь смеяться станут. А мЪк говорит:
- Не плачь, я тебя взял не возы возить, а дом украшать. Я тебе помогу, любая пара стань - мы
впереди будем!
Он-то уж дюже ловок был на работу и не лени- вый, всё до дела делал.
Когда мы сгорели - корову продали. Поехали лес брать за Чиглу. Он тонкое-то деревохвост, на меня навалит, а сам тяжёлый подымает, аж, кровь в лицо наливается. А потом давай доски пилить: он отобьёт по нитке мелом, я - снизу, а он - сверху, сами напилили. И настлали пол, и я его мыла то с веником, то с кирпичом. Вот такая жизнь была.
Когда революция пришла, у меня уже дети были - Митроша был и Маруся. Вот мы радовались: ни господ, ни купцов, ни помещиков, барскую землю поделили - сами хозяева. И насажали мы сад, он до сей поры цел. Недавно человек один на собрании в Союзе писателей подошёл, повидался, сказал:
- Вот, Анна Николаевна, побывал я на вашей родине, вашу избу видел. Вам все привет передают.
Ну, ладное
Вот стали колхозы строить, и мы в колхоз пошли. Мы туда лошадёнку-кобылку сдали, новый рыдван сдали, год сами поездили - колёса еще новые совсем, втулки. А кобылка эта в колхозе семь жеребят принесла,
А как в Воронеж поехали, у меня уже шестеро детишек было. Тогда недород случился, в тридцать третьем году. Это всем известно, - ну, не уродился хлебушко. Устроился муж на заводе имени Кирова. Он колёса чинил, а я вроде, стало быть, домохозяйки.
Мы в бараке жили. Я общественную работу вела - в детском саду, в яслях сказки рассказывала, а то на подарки мешочки из бумаги клеила. И меня за общественную работу премировали.
Тогда тут в Воронеже из наших из тойденских девок кой-кто жил, ну дочери мои подросли. Вот так-то соберёмся, песни играем. И я взяла да хор организовала. Сперва думала - смеяться будут над нами, как мы старинные песни играем, протяжные, плясовые, всякие. Мы на заводе выступали. А как началась финская война - так в госпиталях.
Вот в первый раз позвали, а там - раненые, обмороженные, все с костылями. Бабы мои: «Не будем выступать, ведь это что! Скажут: «Чёрт вас принёс, дураков старых, плакать надо, а они песни играют!»
Меня вызвал полковник, не помню, как его, сказал:
- Раз вас приглашают, значит, вы тут нужны. Люди печалятся, раны не заживают, а вы песню поиграете, сказку расскажете - они от своей печали отвлекутся. Плохо, что ль?
Стали мы петь раненым, они нас слушали, благодарили.
А после в школы, в сады детские стали звать. Я часто там выступала, сказки детям сказывала. Как, бывало, бабушка нам на печи, так и я. Они меня с радостью встречали, как покажусь:
- Бабушка пришла! Бабушка пришла!
И я им рассказывала разные - про Илью Муромца, про козу-стрекозу, про зеркало волшебное. Я их много знаю. Тогда и сама кой-что стала сочинять: про Папанина на льдине, про озеро Хасан.
Меня в Москву вызывали, в Ярославль. Мы там пели старинные песни. Тогда кой-какие мои сказки записали, книжечку выпустили, для детей сказки. Вот так с этого пошло, много всего было.
В сорок первом, когда война началась, - по госпиталям всё с хором со своим. У нашего завода, у СК-2, госпитали были, они у первого вокзала. Меня в завком позвали, говорят:
- Анна Николаевна, соберите женщин всех-всех - в госпитали.
Мы там убирали и полы мыли и керосином койки вытирали, недели две всё готовили. А потом во всех госпиталях в Воронеже раненых обслуживали. Песни играли, я раненым сказки сказывала.
Тут стали фашисты Воронеж бомбить. Мы на то не глядим, работаем. И вдруг - эвакуация. Мы эвакуировались поздно, в сорок втором, в июле четвертого числа вышли. В городе пожар был. Эвакуировалась я в Старую Тойду, к отцу-матери. Сын - на фронте, он техник бронетанковых частей был. Там он и погиб.
Вот пришли мы в Тойду. А у нас там леса большие, река Битюг, места наши красивые, таких поискать. Я и тут, у себя в селе, хор организовала самодеятельный. Стали мы войска обслуживать.
Это тоже не лёгкое было дело - хор-то собрать.
Подхожу так-то к одной женщине, я знаю- у ней голос такой запевальный, говорю:
- Аграфена Тихоновна, вот какое дело: как бы нам хор слепить...
Она отвечает:
- Какой хор! У меня Васька на войне, сын. Какой тут хор...
Я ей:
- Да ведь и у меня Митроша на фронте, вот мы для них и постараемся.
Двадцать три женщины собрала, стали мы по воинским частям концерты давать по вечерам. Днём-то ведь рожь убирали, а вечером - по воинским частям. Там две машины сдвинут зад к заду, и там у нас и песни, и пляски, и гармонь. Они, солдаты, на войну уходили, принимали нас хорошо. Там был полковник Тётушкин, он и сейчас жив -здоров, в Москве, генерал. Он подошёл ко мне, руку пожал, поцеловал. «Спасибо, - говорит, - за песни за ваши!»
А как прогнали Гитлера, приехали мы сюда в Воронеж - всё разбито, всё погорело, одни стены. Стали мы жить, где Дворец пионеров прежде был, во дворе, в сарае. И отсюда на фронт ездили, когда он близко стоял. Я и там, на фронте, солдатам сказки рассказывала, они рады были.
Вот как-то один раз утром рано слышу - что такое, во дворе шум, крик.
- Победа! Победа! - шумят.
Это девятого мая было, самый День Победы.
Ну, тут все обнимались, все целовались, плакали. Да ведь что же за радость была!
С той поры я тут, в Воронеже, и работаю до сих пор. А как лето - в наши в родные леса, в Тойду, в Бел озерку, - так ведь, скажи, и тянет... Что значит - милая родина!
Старые мои подружки там меня не позабыли.
Нету на свете милей ро димого места!
Вот как.
Анна Николаевна Королькова
Предложения начинаются с заглавной буквы, не менее 30 символов в комментарии.