Таня-революционерка Верейская рассказ с иллюстрациями
Рейтинг:
/ 8
Таня-революционерка Е. Верейская
Отрывки.
I
Проснулась я нынче утром,- и ничего не пойму! За окном, как всегда, ещё темно. На столе керосиновая лампа горит.
- Мама! Что это тихо так? - спрашиваю. - Почему нет гудков?
Мама молчит. Возится с утюгом. А папа ещё в постели. Руки за голову закинул, улыбается.
- Папа! Разве ещё так рано? Чего ты не встаёшь?
-Тихо, говоришь? Гудков нет? - папа усмехнулся.- Не гудят нынче гудки, Танюшка. Я начинаю догадываться:
— Забастовка, папа?
— Забастовка, дочка.
Когда я прибежала в класс,- а училась я в церковноприходской школе,- уже звенел звонок. Гляжу-а Симы, лучшей подружки моей, нет! И Кати - вижу-нет. И Люды. А Поля с задней парты наклонилась ко мне, шепчет в самое ухо:
К нам в общежитие нынче ночью полиции набежало видимо-невидимо! Весь барак перерыли, искали чего-то... Увели многих! Катиного папку и Людиного...
— А... Симы?
— И Симиного забрали...
....
II
Шла я домой-и улиц не узнаю! Всегда, как идёшь из школы, из всех фабричных труб дым валит. Кругом грохот, лязг, гудки! Молот где-то ухает, пилы где-то визжат. А народу-то! Особенно, если во время смены проходишь. Толпами идут рабочие. Чёрные, замасленные, закопчённые... Усталые идут, домой спешат.
Иду я по знакомым улицам-не те они, да и только! Торчат трубы, как мёртвые. Тихо до того, что даже жутко с непривычки. И народу совсем мало. Проходят рабочие, не спешат. По двое, по трое, негромко разговаривают. Незамасленные, непрокопчённые, чистые, будто в воскресенье. А всё-таки на воскресенье почему-то совсем не похоже...
Гляжу,- навстречу мне Сима. Из лавочки хлеб несёт. Идёт бледная, глаза заплаканы. Подошла я к ней, взяла под руку, пошли вместе. Молчу, не знаю, что и сказать... И она молчит...
- В школу больше не пойдёшь? - спрашиваю наконец.
Сима всхлипнула.
Завернули за угол. У закрытых заводских ворот стоит небольшая кучка рабочих. Вполголоса между собой о чём-то спорят.
- Боюсь, прогонит батюшка... Да и мама хворает... Мне бы на работу куда... Не возьмут!
Помолчали мы.
Я шепчу совсем тихо:
- Сима, у папы твоего нашли что?
- Нашли. Под матрацем прокламаций штук пять... Знаешь, тех, чтоб бастовать...
И вдруг где-то совсем близко лошадиные копыта застучали. Сима вздрогнула, ещё ниже опустила голову, сжалась вся.
-- Вот они, проклятые! - шепчет.
Казачий разъезд шагом проехал мимо нас.
Рабочие у ворот замолчали. Казаки на них и не взглянули. А вот рабочие... так и вижу их лица, как они смотрят вслед разъезду!..
...Лежу я, всё это вспоминаю, уж и не слышу, о чём папа с мамой говорят. А перед глазами- Сима... рабочие... казаки...
Потом всё перемешалось, и я не заметила, как уснула.
III
Вдруг слышу я сквозь сон, будто кто-то мою подушку двигает. Открываю глаза - мама надо мной наклонилась, вся бледная, глаза большие, руками мне что-то под подушку суёт. А в соседней комнате - слышу - шаги тяжёлые топают, голоса мужские...
— Мама,- шепчу,- кто там?
— Обыск, деточка. Полиция. Ты спи, авось тебя не тронут.
Не успела мама подняться, входят двое в комнату. А мама:
- Пожалуйста,- говорит,- тут потише. У нас ребёнок больной.
А грубый голос отвечает:
- Ладно! Чего это у вас все ребята хворают? Куда ни придёшь с обыском, всё ребёнок больной.
Я лежу ни жива, ни мертва, глаза закрыла, будто сплю. Слышу из соседней комнаты кто-то кричит:
- Сначала здесь осмотрим. Всех из той комнаты сюда!
— А тут только хозяйка, да ещё ребёнок спит.
— Ребенок пусть спит, а хозяйку сюда. Вышли все и дверь затворили. Открыла я глаза, вся дрожу.
На столе лампа горит, ужин со стола не прибран, постели не смяты. Видно, ещё не ложились спать... А за дверью шаги, голоса.
И вдруг вспомнила,- а где же шрифт?!
Дух захватило. Ведь не маленькая, понимаю же,- найдут на квартире у наборщика шрифт,- ясно же, для чего ему шрифт... Не сдобровать папе!..
Сёла на кровати, оглядела комнату. Нигде не видно. Да! А зачем мама у меня под подушкой рылась? Сунула я руку под подушку-и обмерла. Там!.. Крепко завязанный в тряпку, колючий...
Будут искать - и в мою постель полезут. Поля рассказывала,- всё, всё перероют... Нашли же у Симиного отца под матрацем! И у меня найдут... Надо спрятать... скорее... Но куда?
Дрожу вся, зубы стучат, оглядываю комнату. Нет укромного места! В печку? Найдут. На шкаф закинуть? Слышно будет, да ещё уроню... Сил не хватит- тяжёлый он!
Сижу на кровати, узел в руках держу, не знаю, что делать! А надо! Знаю- надо! Куда же, куда?
И вдруг осенило меня. Вскочила я, подбежала к столу на цыпочках, заглянула в глиняный кувшин,- большой он у нас был. Так и есть, молока в нем порядочно. Перенесла кувшин на подоконник. Стала развязывать узел со шрифтом, руки дрожат, сил нет. Узел крепко затянут. А сама так и жду: вот-вот войдут. Не поддаётся узел. Вцепилась зубами, рванула - развязался! Опустила тряпку одним концом в кувшин. Посыпался шрифт, зашуршал... Так я и застыла... Ничего, ходят там, авось не слышно...
Стало молоко кверху подниматься, тряпку замочило.
Разложила тряпку на подоконнике, сыплю горстями, спешу. Поднялось молоко до краёв, а шрифта ещё много. Как быть? Отлить? Руки трясутся, подниму кувшин- расплескаю, догадаются... Оперлась руками о подоконник, подтянулась к краю кувшина, давай молоко отпивать... Глотаю, давлюсь, в горле застревает. Чуть не поперхнулась. Вдруг шаги к двери... Я и дышать перестала... Нет, отошли!
Всыпала ещё две горсти-опять молоко до краёв. Снова отпивать стала.
Ух, всё там, до последней буковки! И молоко снова наравне с краем. Отпила ещё глотка три, тряпку сложила, бросила в раскрытую корзину, где у мамы лоскуты лежали. Сама - юрк в постель. В голове шумит, словно лечу куда-то вместе с комнатой, нехорошо так...
Долго ли пролежала, не знаю. Слышу, отворяется дверь, вошли все. Мама говорит, а у самой голос дрожит:
- Ребёнка только не троньте, очень больна девочка! А кто-то отвечает:
- Девочка нам ни к чему. А кровать осмотреть надо. Снимите девочку!
- Нельзя,- мама говорит,- тревожить её...
Слышу - еле говорит, бедная. Так мне её жалко стало. И сказать-то ей нельзя, что шрифта под подушкой уже нет.
Прикрикнул пристав:
- Берите девчонку! Нечего тут!
Подошёл папа. Взял меня на руки, сел на стул. А я притворилась, будто и не чувствую. А у самой сердце выскочить хочет. И у папы руки дрожат.
Слышу, сбросили подушку, роются в постели. Долго шарили.
- Ладно,- говорят,- можете класть.
Положил меня папа осторожно. Незаметно повернулась я так, чтобы лицом к комнате лежать. Самой любопытно посмотреть. Приоткрыла веки, гляжу сквозь ресницы...
Всё перерыли, всюду искали. Папа стоит, молчит, мама на стул в уголке села.
Вдруг вижу,- подошёл пристав к окну. Ладонями в подоконник упёрся, наклонился всей своей грузной тушей прямо над моим кувшином... Догадался? Нашёл?.. Даже в глазах у меня потемнело...
А пристав сердито выругался вполголоса:
Черти! Ходи тут из-за них ночью по пурге! Света божьего за окном не видать! - Повернулся от окна да как прикрикнет на маму:
- Ну, чего расселась! Очисти стол, протокол буду писать.
Мама встала, тряпкой стол вытерла. Сел пристав протокол писать.
«Ой,- думаю,- что же он такое пишет?»
А дальше я не помню, не то заснула, не то в забытьи лежала.
IV
Очнулась, как от толчка. Открыла глаза, гляжу, за окном светает. Мама у лампы сидит, шьёт. А посреди комнаты стоит папа.
Вспомнила я всё, чуть не закричала от радости. Цел папа! Дома!
Мама говорит:
- Да что я, с ума, что ли, сошла? Как же это не помнить. Говорю, своими руками Танюшке под подушку сунула.
Пожал папа плечами:
- Чудно,- говорит,- как в воду канул!
Не выдержала я, как расхохочусь да как закричу:
— Не в воду, папа! В молоко! Вздрогнули оба. Посмотрел на меня папа:
— Что она? Бредит?
А я одеяло сбросила, села на кровати, сама от радости и заговорить не могу. И пришло мне вдруг на память:
- Слушай, папа,- говорю я, а сама смеюсь,- я недавно такую сказку читала: жили старички, муж Да жена, а у них кувшин волшебный был. Они молоко пьют, а он всё полный... Так и у нас с мамой!
Смекнул папа, оглядел комнату. Бросился к окну, взял кувшин в руки.
- Танюшка,- говорит,- это ты его сюда?.. Я только головой кивнула.
Мама всплеснула руками да как заплачет:
Танюшка, умница ты наша, папу своего спасла!
А папа поставил кувшин обратно на окно, подошёл ко мне, взял меня молча на руки, поднял, прижал к себе и понёс по комнате. Сам молчит, только меня всё крепче к сердцу прижимает.
Поносил меня папа, да и говорит тихо так:
— Ну и дочка у меня! Настоящая из тебя революционерка выйдет! Не растерялась!
— Как это так,- говорю,- «выйдет»? Разве я уже не революционерка?!
Засмеялся папа.
- Верно,- говорит,- и твоя капля уже в общем деле есть!
И болел же у меня живот наутро! Ещё бы,- больная, да столько молока залпом выпить!
Это ничего. А вот одно досадно мне было, нельзя подругам в школе рассказать. Хорошо знала,- конспирация. Значит - тайна. Секрет.
Е. Верейская.
Предложения начинаются с заглавной буквы, не менее 30 символов в комментарии.