Пароль Железников рассказ с иллюстрациями.
Рейтинг:
/ 12
ПАРОЛЬ В. Железников
Саша лежал уже несколько дней и никак не поправлялся. У него была сильная ангина.
Саша лежал в абсолютной тишине. Так нехорошо, когда сильная ангина. Не хотелось разговаривать, больно было открывать глаза, больно глотать и совсем не хотелось есть.
И вдруг он услышал чей-то громкий голос. Приоткрылась дверь, и Саша увидел Петра Петровича: его лохматую седую голову, его лицо.
—Пётр Петрович, здравствуйте,- сказал Саша.- Что-то у меня голова кружится.
—Э, брат, да ты совсем сдаёшь позиции,- Пётр Петрович сел около Саши и положил ему руку на лоб.- Не такая уж горячая голова.
У Петра Петровича была мозолистая рука, и Саша почувствовал, как твёрдые камушки его мозолей царапают ему лоб.
—Я заразный,- сказал Саша.
—Ерунда,- ответил Пётр Петрович.- Я этой проклятой ангиной болел сто тысяч раз.
Саше было трудно разговаривать с Петром Петровичем, и он закрыл глаза.
Пётр Петрович встал, потоптался и осторожно, на цыпочках, подошёл к двери. Потом остановился, повернулся к Саше и сказал:
- Но пасаран! - громко так сказал, так громко, как давно уже никто не говорил в Сашиной комнате.
Саша поднял глаза на Петра Петровича. Ему трудно было это сделать, но Пётр Петрович произнёс какие-то непонятные слова, и Саша заставил себя открыть глаза.
—Но пасаран! - ещё громче сказал Пётр Петрович.- Они не пройдут!
—Кто не пройдёт? - спросил Саша.
—Так говорили испанские революционеры.
—Всё вы перепутали,- сказал Саша.- Во-первых, не испанские революционеры, а кубинские. А во-вторых, не «Но пасаран», а «Патриа о муэртэ» - «Родина или смерть».
Пётр Петрович снова сел на Сашину кровать.
- Дело в том,- сказал Пётр Петрович,- что это было давно. Поэтому ты ничего об этом не знаешь. Ты меня слушаешь?
Саша кивнул.
—Испанские революционеры сражались не хуже кубинцев, но их было мало, а испанским фашистам помогали германские и итальянские фашисты. Силы были не равны, но дрались революционеры храбро... Я сам был в Испании в те годы, солдатом интернациональной бригады. У нас в бригаде были немцы, французы, англичане, венгры - в общем, все, кому дорога была испанская революция, кто ненавидел фашизм.- Он помолчал, потом прибавил:
—Как это хорошо, когда умеешь ненавидеть. Знаешь, люди, которые умеют ненавидеть плохое, самые замечательные люди...
—Пётр Петрович, расскажите мне ещё про Испанию.
- Ладно,- согласился Пётр Петрович, - слушай... Во время одного боя меня сильно контузило, и я потерял сознание, ну и фашисты меня схватили. Привезли в деревню и бросили в подвал. А в подвале уже сидело трое мужчин. Один старик, видно испанский крестьянин, и двое мужчин помоложе. Они сидели в трёх разных углах подвала. Я сел в четвёртый. Так мы и сидели, каждый в своём углу. А где-то совсем недалеко слышались разрывы гранат, уханье пушек. Наши продолжали бой.
«Надо поговорить с ними,- подумал я.- Но, может быть, среди них был фашист, которого посадили сюда подслушивать наши разговоры? Такое тоже могло быть».
Сидим, молчим, смотрим друг на друга. И вдруг я слышу в перерыве между грохотаньем боя, будто кто-то поёт. Тихо так поёт, еле слышно. Поднял голову, оглянулся: вижу, поёт мужчина, который сидит напротив меня. Поёт на французском языке. Рубашка на нём разорвана, один глаз заплыл от удара. В общем, совсем ему незачем петь. А он поёт.
И вдруг меня как ударило: он пел «Интернационал»!
- Понимаешь,- сказал Пётр Петрович.- Этот человек пел «Интернационал», хотя был избит и еле двигал губами, и рядом шёл бой, и надо было совсем не петь, а постараться, пользуясь наступлением наших, вырваться из подвала.
Саша открыл глаза.
- И тут я догадался, почему он пел. Он искал товарищей по борьбе. Он хотел узнать, кто сидит рядом с ним: друзья или враги. Тогда я встал перед ним и тихо пропел по-русски: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов. Кипит наш разум возмущённый и в смертный бой вести готов...»
Ах, как ударили по сердцу Петра Петровича эти слова, хотя прошло столько лет и казалось, что эта испанская история давно забыта. Пётр Петрович замолчал. Перед ним стояли те трое из подвала.
—Ну! - сказал Саша.
—Камарад,- сказал мне француз. Это значит - товарищ, друг. И показал на место рядом с собой.
Теперь нас было двое. И тогда поднял голову второй мужчина и запел «Интернационал» на немецком языке. Потом пересел к нам. Мы сидели рядом, плечом к плечу: русский, француз и немец. Мы сидели рядом, и я чувствовал тёплое плечо француза. Понимаешь, мы верили друг другу. В этот момент во всём мире не было более верных товарищей, чем были мы. Без слов. «Интернационал» был для нас как пароль...
А бой приближался. Старик испанец что-то сказал по-испански; подошёл к ящикам, которые стояли у стен, и попытался сдвинуть один из них. Ящики были тяжёлые, и он показал нам, что нужно дверь завалить этими ящиками и чтобы мы помогли ему это сделать. Мы стали подтаскивать ящики к дверям. Ставили один на другой. В два ряда поставили, накрепко завалили дверь.
Старик правильно придумал:
нам надо было продержаться в подвале, пока наши захватят деревню. И только мы отошли от дверей, как послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то откинул засов и толкнул дверь. Но дверь даже не шелохнулась: ящики были тяжёлые. Тот толкнул дверь сильнее и громко крикнул по-испански. По лестнице зацокали ещё чьи-то шаги, и теперь уже вдвоём они поднавалились на дверь. Мы четверо, как по команде, бросились к ящикам, и стали поддерживать со своей стороны...
А бой уже был в деревне, нам нужно продержаться, может быть, минут десять, не больше. Мы услышали, как те двое стали быстро подниматься по лестнице.
Мы подумали, что они ушли, а они не ушли. Они подобрались к окну, вышибли стекло и бросили к нам в подвал гранату.
Она упала ближе всех к немцу. Я видел её упругий гофрированный корпус. Ещё секунда, она взорвётся и разлетится на тысячу мелких осколков. И тут немец бросился вперёд и накрыл эту гранату своим телом, и она взорвалась под ним.
—Зачем он это сделал? - спросил Саша.
—Он не хотел, чтобы погибали все,- сказал Пётр Петрович.- Он хотел, чтобы мы остались жить и продолжали борьбу. По-моему, он ненавидел фашизм больше, чем любил жизнь. Такой был человек, и тогда старик испанец, который, может быть, до сих пор не участвовал в революции, тихо-тихо сказал: «Но пасаран...»
К Саше пришла медицинская сестра, чтобы сделать ему укол пенициллина, и Пётр Петрович замолчал.
Саша крепко-крепко зажмурился, он очень боялся. Он даже не мог смотреть на иглу, так он боялся. Но Саша не выдал себя, потому что над ним возвышалась голова Петра Петровича. А рядом с ним стояли те, трое из подвала: француз, немец, испанский крестьянин. Саша отлично их видел.
Они стояли перед ним как живые.
Железников Владимир Карпович
Предложения начинаются с заглавной буквы, не менее 30 символов в комментарии.